Пролог
Небольшая фотография в старом, обшитом зелёным бархатом семейном фотоальбоме. На снимке – 36 детей от 10 до 14 лет и c ними их воспитатель. Выражения лиц очень разные: у кого-то, как и полагается, наивно-детское, а у кого-то в глазах застыла то ли боль, то ли разочарование в их ещё такой короткой жизни. На обороте карточки написано: «Детский дом № 3, г. Глазов, ул. Энгельса, 1943 г.»
Воспитатель – моя бабушка Зоя Петровна. Один из мальчиков на фотографии положил ей руку на плечо. Так раньше снимались с родными. Взгляд у него открытый, полный надежд, наверное, он не круглый сирота, как большинство здесь, а, как говорится, «временно оставшийся без попечения родителей». Воюют его отец и мать. Другой мальчик с пытливым и требовательным взглядом прижался плечом к своей воспитательнице.
Дети войны, сироты… Их собирали по подвалам разбитых фашистами домов, снимали с поездов, когда они пытались добраться до оставшихся в живых родных, ловили на базарах, где они старались разжалобить публику, исполняли свои немудрёные номера в надежде на кусок хлеба. Иногда их забирали у бандитов, на которых им приходилось работать.
Пережив зиму в тепле детских домов, весной самые отчаянные и упрямые снова отправлялись в бега. Такие точно знали, какой город уже освободили от фашистов, а какой ещё нет.
Зоя сидела на стуле рядом с кроватью Лёши Пименова. Слёзы текли и текли по её щекам, но она их не вытирала, а только с надеждой всматривалась в лицо мальчика.
Недавно медсестра поставила ему обезболивающий укол, и он перестал стонать и наконец-то заснул. Мальчик был без сознания уже вторые сутки. Врач сказал Зое: «Что же Вы хотите? Ожоги второй степени. Если десять дней проживёт и не умрёт – может быть, и останется жить».
Зою все эти страшные дни не отпускала одна мысль – это она виновата в том, что случилось с мальчиком! Это она сняла с Лёшика, против его воли, подарок его мамы – нательный крестик. Надо было сделать вид, что не заметила, а ещё лучше – посоветовать спрятать или зашить в подкладку его ветхого пиджачка.
Вот и наказанье ей Господне. Ещё и пионерское собрание зачем-то устроила, чтобы другим неповадно было. Вот ведь какие времена настали! А когда-то, когда ещё мама жива была, в церковном хоре с сёстрами пела. Какая потом на душе благодать была! Особенно под Рождество! Шли с сёстрами после службы домой, а там уже праздничный стол с пирогами дожидался!
Зоя тяжело вздохнула.
Зоя Петровна Русских, работавшая в годы войны в детском доме.
– Господи, помоги! Прости нас, грешных! Сбереги жизнь сироте, облегчи его страдания! Бедный мальчик! Как ему, наверное, больно!
Лешин отец, Глеб Пименов, геройски погиб под Ржевом ещё в начале войны. Протаранил немецкий самолёт. От матери Алексея уже третий год нет вестей. Она ушла на фронт медсестрой. А баба Маня, с которой жил Лёшик, этой осенью богу душу отдала. Вот и оказался мальчик сиротой, 10 лет от роду…
Да-а-а… Запретила советская власть в бога верить и малым, и старым, а уж про них, учителей да воспитателей, и говорить нечего – узнают, что в церковь ходишь и крест носишь, тут же уволят!
Случилась эта беда с Лёшей два дня назад. Был морозный солнечный день. Настроение у Зои было отличное. Ещё бы! Накануне пришло долгожданное письмо от мужа с фронта. Служил Алексей Павлович в железнодорожных войсках. Всякое было: и под бомбёжками побывал, и товарища на глазах осколком от бомбы убило, но, слава богу, жив! Даже ранен ни разу не был!
В классной комнате на втором этаже в тот злополучный день было тепло и уютно, печку с утра завхоз хорошо протопил. Спасибо колхозникам деревни Большой Лудошур: отправили большую телегу с дровами – отблагодарили ребят за их помощь летом. В тот день она захватила с собой из дома ещё дореволюционную мамину книгу «Народные сказки» и старательно, с выражением читала детям. Они слушали её, затаив дыхание.
Вдруг снизу, с первого этажа, раздались истошные крики, что-то с грохотом падало. «Горим! Помогите! Зоя Петровна, скорей! Сюда!»
Это кричала нянечка. И ещё пронзительно кричал ребёнок. От этого детского крика у Зои как будто остановилось сердце, книга выпала из похолодевших рук. Она кинулась вниз: по комнате метался Лёша Пименов – живой факел, одежда на его спине горела…
Что делать? Зоя метнулась в спальню, схватила одеяло и, прыгая через ступеньки, оказалась внизу. Она бросилась с одеялом на Лёшика и, обхватив его, потащила на улицу. Не выпуская из рук ребёнка, упала вместе с ним в сугроб.
Что было дальше, она помнила смутно. Позже ей рассказали, что какие-то военные проезжали мимо. Они и взялись отвезти мальчика в госпиталь.
Слёз тогда не было, только как будто на сердце кто-то повесил тяжеленный камень, и она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Ноги не слушались. Нянечка заставила её глотнуть из стакана что-то пахучее.
Ах да… Она хорошо помнит полные укоризны глаза директора детского дома и ещё его слова, что если мальчик умрёт, то её будут судить по законам военного времени и, скорее всего, посадят. Посадят! Что же тогда будет с её тремя детьми?
Люсенька совсем ещё маленькая, ей всего-то пять лет, и здоровье совсем слабое. А мальчики? Раскидают её деток по детдомам…
Потом слух начал к ней возвращаться, и она стала понимать то, что говорит, всхлипывая, няня:
– Лёшка на улицу за водой побёг, в одной рубашонке. Я ему: «Оденься – замёрзнешь!» Нет же, так и побёг. Кто меня здесь слушает?! Прибежал и к печке спиной – греться, а она же горячущая! Петрович утром постарался! Одёжка-то и вспыхнула! Зоя Петровна, что теперь будет? Выходят Лёшика?
Придя в себя, Зоя тогда побежала в госпиталь. И потом ещё месяц, каждый день после работы, уложив ребят спать, уже в сплошной темени спешила она к Лёшику.
Она научилась у медсестёр снимать и накладывать повязки, бинтовать и делать компрессы, даже уколы не стала бояться ставить! Госпиталь был переполнен ранеными.
Где-то через месяц Лёшик стал слабо улыбаться и даже пытался попросить у неё прощения, что так «нехорошо с этой печкой получилось и вот теперь столько хлопот с ним».
Зоя расплакалась и украдкой, чтобы никто не видел, зажала в его ещё слабом кулачке крестик, что надела на мальчика мать, уходя на фронт.
Предварительная модерация!
Мы не допускаем к публикации сообщения, противоречащие законодательству РФ, а также рекламу и политагитацию. Сообщения агрессивного характера, содержащие угрозы, бранные слова, а также оскорбления, переходящие на личности, будут редактироваться или удаляться. Внимание! В период выборов законом запрещается публичное обсуждение кандидатов.