Как-то бывший начальник отдела капитального строительства «Пермэнерго» Лев Николаевич Гудков вспоминал о том, с каким недоверием встретили в середине 70-х чужаков-энергостроителей некоторые добрянские руководители. Мол, приедете, делов непонятно каких наделаете, уедете, а нам здесь жить.

Попробуем сделать набросок к психологическому портрету наших земляков из разных эпох. Были у мастеровых и крестьян свои жизненные привычки и особенности быта, которые отличали их от жителей других территорий.

Это по-пермски!

Одна из ярких черт – ревнивое отношение к своему делу и чужакам, иногда прикрытое простоватенькой хитринкой. Этот момент ещё в 30-х годах XIX века подметил начинающий писатель Павел Мельников (Печёрский).

Вот как рассказывал он о своей встрече с управляющим Полазненским заводом: «В управителе нашёл я человека уже пожилого и с вида простодушного; он сидел за своими бумагами, когда мы вошли, принял нас очень ласково, оставил в покое свои дела и занялся с нами; из разговоров он показался мне человеком добрым, радушным и хотя с ограниченным образованием, но зато с природным умом, русской сметливостью и…, и…, как бы это сказать? И со способностью хитрить. Все эти качества характерны всем заводским управляющим (…). У всех управляющих общий конек – говорить о заводском деле. (…). Перебейте речь его и отклонитесь от его любимого предмета – он непременно станет смотреть на вас косо. Это по-пермски!»

«Народ хмурый, сумрачный»

Очень образно рассказал в 70-х годах позапрошлого века в своих путевых записках о жизни косьвяков популярный в то время писатель Василий Иванович Немирович-Данченко (брат известного режиссёра). Отмечая жизненную активность баб, он тут же описал удивительную молчаливость местных мужиков, тех, что везли его в лодке вниз по Косьве.

«Вообще замечательна несловоохотливость здешних гребцов, – писал он. – Косьвяне как-то понуро молчат, редкий отзовется, да и то нехотя. Песни не запоет, только сонливо передвигает веслами. Раз мне привелось с ними четыре дня проплавать – ни слова. Даже любопытства никакого не обнаруживают. Сказывают, что и на барках то же самое. Соберутся у костра, где пристанут, смотрят в огонь и молчат так целые вечера».

А совсем «безглагольные» жители обитали в те годы на берегах р. Вильвы.

«Те больше руками, – рассказывал путешественнику кто-то из его знакомцев. – Спросишь что – отмахнётся от тебя да и прочь пойдёт. (…) До Строгановых татарами были, так у них и доселе облик держится не русский. Они страсть говорить не любят. Задичали. Поди-ко ты у лесовиков наших, что рубят дрова, слова выпроси. Смотрит на тебя, смотрит – понурится, да и прочь».

Экзотическими привиделись столичному жителю добытчики и грузчики алебастра на горах между Полазной и устьем Чусовой. «Совершенно чудские типы работают на барках: скуластые, узкоглазые, сильные, – сообщал он в своих «Записках». – Видимое дело, такому мужику десять пудов поднять ничего не значит. Крупное туловище, на коротких крепких ногах. Руки, что твоя лопата».

Не отличались словоохотливостью и заводские мастеровые. «На заводах тоже народ хмурый, сумрачный. Видимое дело, не легко ему живётся», – отмечал писатель.

Добрянский «национализм»

Характерное и плохо скрываемое недоверие к чужакам со стороны добрянских мастеровых никуда не исчезло в 20-х годах ХХ века. В 1926 году автор путевых записок, «звездинец» И. Бродяга писал об этом вполне откровенно. В своей публикации он передал случайно услышанный разговор некоего Кольки, молодого рабочего Добрянского завода, со своей возлюбленной, в котором тот жаловался на несправедливость к нему со стороны «партейного» весовщика: «Весовщик-то из наезжих. Не весть откуда приехал. Заступил весовщиком, и я не я – сознательной! Был бы из наших, а то чужак, и с указом лезет!»

Сообщая об этом, И. Бродяга писал: «И долго ещё Колька ругал весовщика, человека приезжего, чужестранца. Как и многие из добрянцев, Колька крепко ввёл в себя какой-то особенный, местный, едкий, добрянский «национализм». Местничество, что ещё до сих пор кой в ком из добрянцев крепко сидит».

Ну ладно, весовщик. Невелика «шишка». Но в 20-30-х годах добрянские рабочие с недоверием относились и к присланным на завод инженерам и техникам. Дескать, приехали, поучают, а у нас ещё деды-прадеды тут «робили», что нас учить-то! Отмечались случаи травли представителей ИТР со стороны пролетариев, рукоприкладство, мат и угрозы в адрес мастеров, инженеров и руководителей цехов. Чуть что, рабочие включали «классовое сознание», обзывали требовательных руководителей контрреволюционерами, белогвардейцами и т.д. «Мастера у нас боятся рабочих», – писал в феврале 1929 года в «Звезде» директор завода Алексеев.

Заводская братва

Ещё одной чертой добрянских мастеровых, а может и не только добрянских, было высокомерное отношение к крестьянам, которых часто, даже в прессе, в противовес ловким, отчаянным рабочим выставляли наивными простаками, лапотниками.

«Гремят на всю Добрянку валы прокатной фабрики. С трудом раскатываются, раскалённые до красна, сорока-пудовые болванки, – сочно писала в октябре 1926 года «Звезда». – Рабочие, обливаясь потом, суетятся у брызжущих искрами печей, ловко выхватывая из огня готовые для прокатки болванки и вталкивая новые на их место. В несколько минут болванки в тисках 800 пудовых прокатных валов превращаются в листы кровельного железа. Работа кипит. А возле цеха стоят группками приходящие из соседних деревень крестьяне, дивятся сноровке и ловкости рабочих.

– Это вам, робя, не деревня! Тут, брат, живо всю душеньку вымотаешь – скапустишься!

Смеется заводская братва.

– Не бойсь. Не скапустимся!»

А вечером братва собиралась у театра и кидала едкие словечки в адрес прохожих, особенно тех же крестьян.

«Если заходит крестьянский парень, тычут в него пальцем и дико хохочут: «Сикря! Сикрянин пришёл!» – писал в июне 1926 года уже известный нам И. Бродяга. – Не даром мне кудлатый мужичок-извозчик аттестовал добрянских ребят:

– Чистые фулиганы. В праздник, ежели, так только артелью пройдёшь.

В ближних деревнях, Дивье и т.д., тоже недружелюбно о них поговаривают. Если хулиганов спросить:

– Ну как вам, ребята, большое удовольствие доставляет смех над крестьянином?

Они очень спокойно сплюнут и буркнут «учтиво»:

– Не мыргай!

А больше, вероятно, и слова из них не выдавишь. Уж такой народ. Дикости немало в этом (…) крае».

Местечковость – в прошлое

В советское время с появлением в районе тысяч спецпереселенцев и эвакуированных в годы войны, с закрытием завода и отъездом части металлургов на другие предприятия, с сооружением ДСК и особенно Пермской ГРЭС патриархальное деление на своих и чужих было обречено на вымирание. Хотя и не сразу.

Вероятно, отголосками его можно было считать стычки местных «угланов» и приезжих учащихся из открытого в Добрянке в 1974 году ГПТУ № 23, да и то предвзятое кое у кого отношение к первостроителям Пермской ГРЭС, с которого мы начали своё повествование. Кстати, о том, что «первое время руководители района проявляли к нам определённое недоверие», – деликатно, в своём стиле, вспоминал и первый директор электростанции Вадим Александрович Ладугин. Но все эти глупости прошли очень быстро. На фоне развернувшихся грандиозных дел, молодости, задора, энергии тысяч строителей старинная добрянская местечковость превратилась в фольклорный атрибут прошлого.

---